Сергей Трахименок - Детектив на исходе века [ Российский триллер. Игры капризной дамы]
Из автомата он позвонил по номеру, который дал ему лейтенант. Сухой и неприятный голос некоего следователя Юнакова сообщил ему, что его ожидают в десять ноль-ноль.
Назавтра в десять он был в прокуратуре.
В коридоре у дверей нужного ему кабинета сидело трое молодых людей, и черт дернул его спросить:
— Кто будет последним?
— А ты, дядя, и будешь, — ответил один из них и заржал, а два других, поддержав его, оскалились.
Делать было нечего, он сел на стул, единственный свободный, и стал ждать. Ему надо было уйти, но такой уход мог показаться бегством, и он не сделал этого, хотя прекрасно понимал, что время на «прием» этих трех молодцов у следователя уйдет много, и он попадет в кабинет только после обеда.
Парни, сидевшие возле него, вели себя развязно, и можно было подумать, что это следователь ждет к ним приема за обитыми черным дерматином дверьми. Они говорили о том, как прекрасно «побалдели» вчера вечером, какие «клевые были путаны», как некий Финт проигрался в пух, но увеличил ставки и вернул себе все…
Неприязнь к этим солдатам южного фронта, по мере того как он все дольше сидел возле них, стала перерастать в неприязнь к следователю, который не смог придумать ничего умнее, как вызвать по одному делу трех свидетелей или подследственных одновременно. Делать этого, по соображениям следственной тактики, было нельзя. И он мысленно представил себе следователя, маленького, лысого, постоянно вытирающего пот со лба, следователя, которому все осточертело и который каждый день мучается среди вороха уголовных дел и ждет не дождется, когда наступит конец работы, чтобы стать обычным сочинцем, жителем курортного города и вкусить его «факторы»: море, солнце и тому подобное…
Троица продолжала болтать, не обращая на него внимания. В коридоре было душно, и он собрался выйти на улицу, как вдруг появился знакомый лейтенант. Он, не глядя на сидевших в коридоре, прошел в кабинет. В приоткрывшуюся дверь стал виден краешек стола с зеленым сукном на столешнице, и создавалось впечатление, что там никого нет.
Через минуту-другую, однако, дверь открылась вновь, и лейтенант сказан ему, как старому знакомому:
— Зайди…
— А мы, — произнес самый говорливый из троицы, который полусидел-полулежал на стуле, упираясь в сиденье спиной, отчего ноги его перегораживали половину коридора.
— А вы ждите, — жестко ответил лейтенант.
— С утра ждем, — начал было тот, полулежащий, но дверь закрылась, и продолжения фразы он не услышал.
В кабинете действительно не было посетителей, а находились лейтенант-молчун и следователь. Последний был молодым и вовсе не лысым, а с копной черных, торчащих вверх волос, с горбинкой на носу. Светлые кремовые брюки, белая рубашка с короткими рукавами делали его чистым, приглаженным, похожим на комсомольского работника, и только значка не хватало на рубашке.
Следователь встал из-за стола, представился:
— Юнаков, следователь прокуратуры.
— Внучек, — ответил он в том же духе, обратив внимание, что даже у лейтенанта-молчуна брови слегка вздернулись вверх, — отдыхающий…
— Присаживайтесь, — сказал Юнаков. — Мы сейчас закончим и поговорим с вами. Мне не хотелось вас оставлять в коридоре с этими…
«Прекрасное начало», — подумал он. Разумеется, если это не было сделано специально, то следователь и лейтенант считают его своим, в отличие от сидящей в коридоре троицы, но, с другой стороны, ему не хотелось быть свидетелем их разговора. Однако деваться было некуда.
— Пусть еще поварятся, — проронил следователь. — Они сначала собрались, настроились, а теперь с каждым часом будут расслабляться и потеряют чувство опасности…
Лейтенант-молчун кивнул головой и продолжил жевать резинку. Потом Юнаков начал говорить о предстоящем воскресенье. О том, как уехать в горы из этого «дурдома», как «технично» избавиться при этом от жен, в общем, перешел на болтовню, которая так раздражает посетителей подобных учреждений. Для них визит в прокуратуру всегда стресс, к таким визитам они тщательно готовятся, являются туда внутренне сосредоточенными и ожидают такой же сосредоточенности и собранности от сотрудников и, конечно, бывают шокированы, если последние ведут себя вовсе не так, как они ожидали.
— Как? — подвел итог и одновременно спросил Юнаков.
— Лады, — выдал единственную фразу лейтенант-молчун и ушел.
Еще дверь за лейтенантом не закрылась, а Юнаков привычным движением достал из ящика стола протокол допроса.
— Фамилия, — почти автоматически произнес он.
Он знал, что такой вопрос последует, но внутренне обиделся, ведь десять минут назад они знакомились, поэтому он достал из кармана паспорт и протянул Юнакову.
С паспортом дело пошло быстрее. Юнаков споро заполнял ту часть бланка, которая называется у следователей «шапкой».
Застопорился он на «месте работы».
— Как — не работаете? — удивился он. — Вы кто по специальности?
— Инженер.
— И что?
— И ничего.
— Как ничего? Нет работы?
— Да, — не стал он рассусоливать и объясняться. Но Юнаков был следователем и взялся расследовать это обстоятельство.
— Удивительно, — сказал он, — я понимаю, конечно, нет работы в госсекторе, но в кооперативах, в частных…
— Специальность у меня редкая, — решил прекратить этот разговор Федя, — связана с большим производством… Такого кооперативного производства пока не существует, как не существует пока кооперативов по расследованию преступлений…
— Эти как раз существуют, — проронил Юнаков, предупредил его об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний и начал задавать вопросы.
Чтобы не сказать липшего и не навести тень на плетень, Федя отвечал односложно, не торопясь, мысленно проигрывая ответы, чтобы, если возникнет необходимость, повторить все слово в слово.
— Итак, Федор Степанович, когда и где вы познакомились с гражданином Коломийцем?
— Если вы имеете в виду Михаила, то неделю назад… Тогда я не знал его фамилии, да и вообще не знал ее до вчерашнего дня, то есть до опознания…
— Встретились и познакомились вы случайно?
— Да… Он приехал в аэропорт встречать свою невесту, а она не прилетела. Ему надо было привести кого-нибудь хозяйке, так как она держала койку свободной. Он чувствовал себя обязанным привести хозяевам нового отдыхающего…
— Логично, — сказал следователь и протянул Феде пачку сигарет: — Курите…
— Не курю, — ответил он и напрягся, представлял, как сейчас Юнаков закурит, и через десяток другой минут у него начнется спазм сосудов.
Однако Юнаков оказался человеком тактичным и не стал курить. Бросив пачку в ящик стола, он продолжил допрос.
— У него были недоброжелатели?
— Не могу точно сказать, но однажды он говорил, что ловко убежал от двух громил, которые видели его с деньгами в кассах Аэрофлота…
— У него было много денег?
— На тот момент нет, потому что на деньги он купил билет на самолет.
— С кем он поддерживал приятельские отношения?
— Я не столь близко знал его, чтобы назвать приятелей, если они и существовали.
— Но вы знали такие интимные вещи, как будущая женитьба…
«Я знал и более интимные вещи», — подумал он, но вслух сказал:
— Разве это интимная информация?
— У него ничего не пропало?
— Пропало, — ответил Федя как можно равнодушней, — в морге у него не оказалось нательного пояса для хранения денег.
— Что? — удивился Юнаков и сделал быстрое глотательное движение. Не сделай он его, наверняка бы поперхнулся.
— Пояс нательный, местного производства, очень удобно деньги носить.
— Вы хотите сказать…
— Я ничего не хочу сказать, я уже сказал.
Юнаков застыл с ручкой в руке, ему не хотелось заносить в протокол то, о чем он услышал.
А Федя между тем мысленно позлорадствовал.
«Если тебе попадется хороший надзирающий прокурор, то придется попотеть, чтобы объяснить „это обстоятельство“.
Юнаков все же записал в протокол факт отсутствия пояса. Он стал заметно волноваться. „Еще бы, все шло так гладко к „отказному“ и вдруг — пояс…“
— У него были телесные повреждения? — спросил Федя, когда Юнаков оторвался от бумаги и открыл было рот, чтобы задать очередной вопрос.
— Были, — ответил Юнаков, — заключение еще не готово, но вскрытие было, и эксперты говорят, что повреждения могли образоваться от падения с большой высоты, что соответствует обстоятельствам, при которых был обнаружен труп.
— Где этот мост? — спросил он, чувствуя, что Юнаков потерял инициативу и находится в его власти.
— Рядом с „Жемчужиной“, — сказал следователь.
— Если он упал с него, то это — убийство: оттуда невозможно упасть случайно.
